Три грации - Страница 30

Так я убедился, что это она всей лавочкой заправляет. Ладно, думаю, надо тебя сейчас проучить, чтобы охота отпала впредь такое делать. Спустился я тихонько вниз, прихватил одеяло, что во дворе сушилось, и — шмыг в куриную клетку. Куры все, конечно, спали, а петух не дремал. Он тут же на меня запрыгнул, да я к этому готов был, одеяло перед собой выставил — так птичка сама в клетке очутилась. Немножко пришлось попотеть, когда я на крышу его втаскивал — тяжелый, холера, мясистый, да и бился он в своем мешке не на жизнь, а на смерть. Ну да мне это на руку было — я, как к окну подобрался, так вбросил его внутрь прямо с одеялом. Он из одеяла выпрыгнул уже в боевом состоянии — и прямо на хозяйку! Она, естественно, в крик! Это раззадорило петуха еще больше. Ну и началась потеха. Хозяйка, правда, молодец, бой-баба, не растерялась, подушкой от него отбиваться стала. Тот шпорами подушку вмиг распотрошил, сколько пуха было! Я от смеха чуть с крыши не свалился.

Петух — зверь! Поранил ее когтями и клювом, раны — как от кинжала, неглубокие, но кровоточат здорово. Он, как кровь почуял, совсем рассвирепел, шпоры в ход пустил, в лицо целит. Хозяйка увидела, что ей от него голыми руками не отбиться, попробовала из комнаты выскочить, да в одеяле запуталась, упала. Тут петух на нее сверху налетел, когтями в глаза целит, в темя, в висок клюет. Тут уж мне не до смеха стало — так и до смерти заклевать может, злодей! Короче, исхитрился я и петуха опять в одеяло поймал.

Говорю хозяйке:

— Обещаешь, что больше никогда постояльцев снимать не будешь?

А она — в плач:

— Ой, спаси, родной, от этого злодея!

Я опять:

— Обещаешь, что не будешь снимать? Если не поклянешься сей же час своими детьми, опять петуха натравлю, и уж не уйти тебе живой!

Она тут опомнилась немного, отдышалась, да в дверь. А там ее Итамар с Ясмин уже дожидаются, да свою камеру приготовили:

— Обещаешь? Клянешься?

Она — туда-сюда, да делать нечего! Петух, того и гляди, одеяло разорвет, на волю выскочит. Поняла она, что шутки кончились. Обещала больше не снимать, сама все кабели из стены выдернула, сама перед камерой клялась, детьми божилась.

Вот так. Отпустили мы ее. Петуха я обратно в клетку отнес, от одеяла одна вермишель осталась.

Рассказчик замолчал и, горделиво улыбаясь, оглядел потрясенных слушателей.

Все с восхищением глядели на героя-победителя.

— Вам нужно памятник поставить за такой подвиг! — с чувством произнесла пылкая Ясмин.

— И вы верите в ее клятвы? — осторожно спросила Рахель. Она все еще была очень бледна.

— Пусть только попробует опять этим заняться! — возмутился Итамар. — Видеопризнания и видеоматериалы принимаются судом, и у нас этого материала предостаточно!

— Спасибо! — проникновенно произнесла порозовевшая Джуди, с восхищением глядя на отважного соотечественника.

Она села и тряхнула прыгающими кудряшками, как бы проверяя, не кружится ли голова. Голова была в норме, и она сама была в прекрасном настроении — хоть танцуй!

— Не за что! — Удовлетворенный Бен посмотрел на нее, встал, потянул приятеля за рукав. — Пошли. Спокойной ночи! Или ты хочешь здесь остаться?

Черные глаза бывшего султана казались огненными, когда он вопросительно смотрел на свою вновь обретенную возлюбленную.

— Мы так долго не виделись, — потупившись, шепнула она, и Итамар крепко прижал юную эфиопку к широкой груди.

Она счастливо вздохнула и закрыла глаза.

— Спокойной ночи! — пожелали молодой паре остальные гости и вышли провожать главного героя.

Впрочем, Рахель не стала провожать любителя «экстримов» до самого автобуса. Сердечно простившись, она свернула из коридора в свою комнату.

Джуди остановилась на ярко освещенном крыльце домика.

— Где ваш автобус? — замирая от непонятного предчувствия, спросила она, всматриваясь в темноту только для того, чтобы не смотреть на высокую подтянутую фигуру, вдруг заслонившую для нее весь свет.

Он сделал лишь одно движение — только одно и совершенно незаметное, как вдруг очутился совсем близко, так, что она почувствовала ровное дыхание и тепло его тела. И какую-то силу, исходящую от него. Казалось, самое его присутствие наэлектризовывает воздух южной ночи так, что ее волосы сами собой озарились искрами и встали дыбом, как у настоящей ведьмы.

— Ого! — восхитился колдун и, не удержавшись, провел рукой по шелковым кудрям, чтобы насладиться фейерверком огненных искорок, холодным пламенем колющих его раскрытую ладонь. — Да вы, милая моя, настоящая ведьма! Как были ею в Баниасе, так и остались, и никакие современные джинсы не спрячут ваш очаровательный хвостик!

Ласковое поглаживание по голове сначала напугало пуританскую девственницу, но потом придало ей силу духа:

— Да! — дерзко ответила она специалисту по неожиданным явлениям природы. — И бойтесь меня! Сила ведьмы-девственницы гораздо больше, чем вы можете ее себе представить!

— И уж конечно, мне не сладить с ней! — прошептал он, наклоняясь к ее искрящим в темноте кудрям. — Девственницы? Разве это еще осталось на белом свете?..

Электрическое напряжение все повышалось, он ощущал его уже всем своим существом, оно стремительно засасывало в себя, как в неудержимый водоворот. Поддавшись необъяснимой силе, Бен вплотную приблизился к невысокой, крепенькой фигурке и, опустив руки на вздрогнувшие плечи, прижался узкими ищущими губами к ее упругой щечке. Ему показалось, что он поцеловал раскаленный уголь. Она не отстранилась, и, осмелев, он уже сильно обнял ее и властно, как куклу, развернул лицом к себе. Оно было мертвенно-меловым в свете ночного электрического фонаря, и глаза испускали неземной медовый свет, и ореол фосфоресцирующих кудрей нимбом стоял вокруг фарфоровой маски лица. На мгновение он поверил, что она и вправду — ведьма. Он растерялся, впервые в жизни замешкался — на это самое коротенькое мгновение! — и потерял ее!